|
Потусторонняя часть, или Заявления «мертвых душ» Воинско-милицейская часть, расположенная в центре Омска, судя по рассказам и заявлениям людей, которым довелось служить в ней, мало похожа на армию и полицию, но имеет множество черт сходства с криминальной структурой, в которой служат мертвые души, а у живых защитников Родины отнимается право на жизнь
Трижды уволенный, или Почем «мертвые души»? Прапорщик Простокишин – потомственный воин. Дед по материнской линии Михаил был кавалеристом в Чапаевской дивизии, скончался от ран вскоре после Гражданской. Другой дед – Георгий Илларионович погиб в 44-ом при освобождении Польши. Отец Николай Георгиевич прошел старшиной всю войну, а потом воевал и с Японией, среди многих его наград - орден Славы.
Сам Александр Николаевич - участник боевых действий в Чечне, в отличие от предков своих и родителей не верит в понятия «воинский долг», «служение Родине» и т.п. Разуверился в них не на войне, а в те полгода (ноябрь 2005 – май 2006), которые довелось служить в Омске - в части внутренних войск (в/ч 2662), расположенной в самом центре города. И в последующие 6 лет скитаний по съемным квартирам, случайным пристанищам, когда от недоедания сын заболел сосудистой дистонией, супруга - гастритом (жили на то, что сдали в ломбард – кольца ее, сережки, видеомагнитофон, сотовые телефоны и на кредит 50 тыс. рублей – не рассчитались за него до сих пор). В жизни его теперь только один священный долг – перед ними.
«Родина отняла у нас все, и делает нас бомжами» - пишет он в заявлениях в прокуратуру, в суды, Госдуму (на имя Жириновского и Мизулиной), президенту РФ…
Согласно федеральному закону «О ветеранах» (в редакции от 27 ноября 2002 г.) при увольнении с воинской службы по наступлению предельного возраста ее прохождения (45 лет) Простакишину, как участнику чеченской компании, полагался жилищный сертификат. Однако дослужиться до этого дара Родины он не смог - уволили прапорщика со службы (точнее, «выгнали», как позже сказали ему в военкомате) распоряжением командира в/ч подполковника А.А.Бунина за год до того, как должен был получить его.
При этом не выдали ни военного билета, ни трудовой. «Спросил у Бунина: - Как же мне на работу устраиваться – пишет Простакишин – А он ответил: - Ничего, на помойке место найдешь».
Начальник не шутил: без жилья и без документов других вариантов у прапорщика в чужом городе не было. Вернуться же в Читинскую область, откуда его направляли в Омск, он не мог, т.к. переезжать ему было не на что, а проездные, которые всегда выдаются военным при увольнении (на дорогу, перевозку багажа, контейнер и пр.) в/ч ему не оформила. «Командование решило оставить в Омске мою семью – подыхать голодной смертью».
Военный билет ему отдали через год: дата увольнения там указана совсем не та, что была в приказе: там – июнь 2006-го, здесь – тоже июнь, но 2007-го. К тому времени ему исполнилось 45., и сертификат он уже мог получать. Простакишин уверен, что кто-то (и даже точно знает, кто именно) получил его за него. «Руководство части действовало по продуманной, отработанной технологии. Оно знало, что нам с женою по возрасту положено менять паспорта. Поэтому не дало нам возможности уехать из Омска, чтоб здесь мы и сдали их на обмен. Используя наши паспорта старого образца, и оформили за нас жилищный сертификат, и тут же обналичили его в банке». Так пояснил прапорщику юрист, пожелавший остаться неизвестным. И то же самое сказал ему по секрету сведущий человек из в/ч.
Так было или не так, должно устанавливать следствие. Но если предположить, что все так и есть, то, очевидно, не обошлось тут без ФМС. Она, кстати, проявила неожиданный интерес к его судебной тяжбе с воинской частью, которая 14 июня уже сего года обратилась в районный суд - с тем, чтоб признать незаконной прописку семьи Простакишиных на ее территории. Когда он служил там, жили они на складе. И все прошедших с тех пор 6 лет уволенный прапорщик числился в ее штате: как сказали ему в райвоенкомате, сведений об его увольнении нет.
Из-за этого военкомовцы отказали ему в постановке на воинский учет и зачислении в запас. «Они объяснили мне: вас просто из части выгнали, а по документам вы продолжаете там служить. Еще сообщили, что мой случай – не единичный, таких «мертвых душ» по всем войскам – тысячи: людей якобы увольняют, а зарплату им начисляют, и кто-то ее получает за них. Посоветовали обратиться в суд».
Обращался – и в суд, и в прокуратуру, и в антикоррупционный комитет Омской области, и в другие инстанции. После чего уволили его в третий раз - «по дискредитации» (невыполнение условий контракта). Об этом в июле 2009 –го его известил зам по тылу. «Я ему говорю: - Вы же меня уже 2 раза уволили. А он мне: - Не твое дело, надо будет – уволим еще».
- Как же им это удается? - спрашиваю у прапорщика – Их, что – не проверяет никто?
- Комиссии приезжают время от времени из округа, из Москвы – говорит Простакишин – Об их прибытии в части заранее узнают, и зачищают все мертвые души, а потом снова их на службу устраивают.
Впрочем, командование внутренних войск должно быть в курсе его увольнений. Зампредседателя Центральной военно-врачебной комиссии, когда он обратился туда для оформления инвалидности, спросил у него: «Какую тебе ставить дату, а то у тебя их тут три – 2006-й, 2007-й или 2009-й?». «Я сказал ему: - На ваше усмотрение. Он говорит: - Мне тоже без разницы: все равно инвалидности тебе не дадим».
И не дали. Хотя согласно результатам обследования в омском военном госпитале ему полагается 2-я группа - ввиду последствий контузии, случившейся с ним во время ночного обстрела в селении Мескер-юрт, и еще ряда заболеваний (гепатит, простатит, радикулит…)
Суд без подробностей, или Явление ФМСВ июне текущего года руководство воинской части, где подполковник Бунин уже не командует (по нашим сведениям служит сейчас в штабе СибВО) наконец-то сподобилось уволить прапорщика по-настоящему. В связи с чем обратилось в Центральный районный суд с иском о лишении Простакишиных прописки на территории в/ч 2662. Хотели, говорит Александр Николаевич, «окончательно превратить нас в бомжей».
Примечательно в этом судебном процессе явление на первом же заседании представителя управления ФМС, хотя ни одна из сторон не заявляла ходатайства о его приглашении, и к их спору оно не могло иметь отношения, если б только в ходе его не возник вопрос, как осталась семья без прав на жилье, и тогда бы суду пришлось разбираться с двойным увольнением (в 2006 и 2007 гг.), с жилищным сертификатом и, возможно, обменом паспортов, в коем точно участвовало данное управление. Кроме этого эпизода, с в/ч его может связывать только то, что состоят они в одном ведомстве (внутренние войска, как известно, подчиняются не министерству обороны, хотя в некоторых случаях руководствуются и его приказами, а МВД РФ).
Но в такие подробности суд вдаваться не стал. На вопрос судьи, зачем он сюда явился, сотрудник миграционной службы внятного ответа не дал, и судья в резкой форме попросил его удалиться и больше не приходить. В иске воинской части суд отказал, сохранив за Простакишиными прописку.
Эта прописка на пустом месте (в буквальном смысле – в штамп регистрации вписан только номер в/ч без указания конкретного места пребывания) – единственное, что осталось у прапорщика от многолетней службы отечеству. Всего остального - жилья, зарплаты, пенсии, инвалидности, права на труд (вынужден трудоустраиваться нелегалом) Родина в лице командира в/ч А.А.Бунина лишила его.
Дедовщина в новом формате«Он был не командиром, а царьком» - так охарактеризовал подполковника Бунина старший прапорщик Кобзарь, служивший под началом его в одно время с Простакишиным. «Отдавая устные приказы, ставил перед подчиненными задачи заведомо невыполнимые – пишет он в заявлении на имя депутата Госдумы РФ Елены Мизулиной – сопровождая их нецензурной бранью, оскорблениями и угрозами – в случае, если распоряжение его не будет исполнено». Таков был стиль его руководства – публичное унижение людей, причем не зависимо от их званий и должностей.
Из заявления тому же адресату А.Н. Простакишина: «На построении всего личного состава Бунин объявлял того, кто неугоден ему, мразью и уродом, и в дальнейшем на этого человека обрушивались репрессии – как в 37 году, только в более
изощренной форме».
Изощренность заключалась в «опускании» опального, будь то прапорщик или офицер, в присутствии всей части и в том числе его непосредственных подчиненных.
Так Простакишину Бунин приказал собрать вокруг плаца окурки, другому прапорщику на разводе велел «подтереть харчки». Попасть в немилость к Бунину означало лишиться человеческого достоинства, и мужского само собой: морально издевались над изгоями все, включая и некоторых женщин (их служит тут немало – в строевой части, финансовой, библиотеке, аптеке…).
Издевательства поощрялись командованием. «Солдаты срочной службы, годящиеся мне в сыновья, доказывая свою преданность командиру и зная, что не будут за это наказаны, выказывали полное неподчинение, оскорбляли матом, лезли в драку, угрожали расправой». Все это совсем непохоже ни на полицию, ни на армию (о неуставных отношениях знают все, но чтобы рядовые травили тех, у кого звездочки на погонах, да еще с ведома или с подачи командира в/ч – это уже что-то новое). Больше смахивает на зону - ту, где правят не авторитеты, а беспредельщики. Но именно такими были здешние нравы и понятия по свидетельствам сослуживцев прапорщика Простакишина, которых нам удалось разыскать (кроме Александра Кобзаря ефрейтор Алексей Дмитриев, капитан Евгений Дюгаев). Они подтвердили: да, публично униженным мог быть любой, какого бы ни был он звания, кроме самого Бунина и несколько приближенных к нему людей.
Мало кто может такое вытерпеть. Судя по рассказам бывших военнослужащих в/ч 26 62 командир добивался того, чтобы отсюда уволилось как можно большее их число.
Из ответа на заявление А.Н. Простакишина военной прокуратуры Сибирского округа следует, что в период, когда частью руководил А.А.Бунин - с июня 2005 по апрель 2007, т.е. менее чем за 2 года, из нее досрочно были уволены 18 человек (прапорщики, контрактники, офицер). Александр Николаевич не сомневается, что на самом деле – гораздо больше, т.к. прокуратура не выявляла количество служащих тут «мертвых душ». Но пусть даже 18 – разве этого мало, чтобы заинтересоваться причинами их преждевременного увольнения (почти все они прослужили тут всего 3-4 месяца.)?
Сообщение заявителя о том, что в тот же период трое служащих этой части (двое прапорщиков и контрактник-сержант) покончили с собой (как пишут Кобзарь и Простакишин, до самоубийстваони они были доведены А.А. Буниным), еще трое (двое прапорщиков и капитан) погибли при неясных обстоятельствах, тоже не стало для прокуратуры информацией к размышлению.
Племянник – выше памятникаСтоило бы ей также выяснить, за что невзлюбил командир в/ч солдата-срочника, простоявшего тут десятилетия до его появления. Этот рядовой геройски погиб при задержании опасного преступника, и вся часть ему отдавала честь на каждом построении и при уходе на боевое дежурство. Бунин, как только пришел сюда, приказал снести этот памятник, что, по словам Кобзаря, оскорбило многих ветеранов части, служивших тут еще в советские времена. Правда, никто из них не обратился в правоохранительные органы с заявлением о преступлении по статье 214 УК РФ (вандализм). Также был ликвидирован по его приказу Музей боевой славы в/ч.
Эти поступки Бунина, на первый взгляд, неадекватно-циничные, вписывается в логику того образа, который возникает /вырисовывается/ из рассказов о нем. С одной стороны, он не признавал, точнее сказать. ненавидел, славные боевые традиции, поскольку сам был носителем новых – бандитских по сути своей. С другой, вероятно, не мог терпеть того, что воздаются тут ежедневные почести еще кому-то, пусть даже мертвому, а не только ему.
Он потому и уравнивал офицеров с солдатами, сравнивая их с землей, что ощущал сам себя вершиной для здешнего «быдла» недосягаемой. Приподнимало его над ним не только командирское звание (кстати, сильно гневался, говорят, когда его называли «товарищем подполковником – требовал, чтобы обращались к нему – «командир»), но и особое обстоятельство, а именно – близкое родство c Буниным С.В. - генерал-полковником, начальником Главного штаба внутренних войск МВД РФ. То, что Бунин А.А. доводится ему племянником, знала, говорят опрошенные нами военнослужащие, вся часть: сведения о своих высоких родственных связях командир довел не только до близкого окружения, но и до всего личного состава – даже ефрейтор-срочник Дмитриев знал о них.
Это обстоятельство, по крайней мере, в представлении самого А.А.Бунина круто меняло субординацию, ставя его выше командующего внутренними войсками Сибирского округа. Из заявления А.И.Кобзаря: «Я вынужден был известить его (А.А.Бунина – Г.Б.) о намерениях обратиться к начальнику ВВМВД СИБВО с рапортом о произволе, который нарушает все нормы статей о правах военнослужащих, на что получил не только оскорбления, но и угрозу в адрес мой и моей семьи…Бунин сказал: «На ваши жалобы мне глубоко наплевать - не я при командующем ВВМВД СИБВО, а командующий – при мне», что впоследствии подтвердилось, т.к. преступный и безнаказанный произвол продолжался… При увольнении мне выдали трудовую книжку и военный билет, в которых служба в этой в/ч никак не была не отмечена – ни одной записью, как будто я в ней совсем не служил».
Третий срок на облезлой стенеПозволял себе командир в/ч, по словам его подчиненных, снисходительное отношение даже к Путину. Из заявления А.Н. Простакишина: «Когда вешали перед плацем на стену портрет Президента РФ В.В. Путина, стена была грязная, не окрашена и не оштукатурена. Один из офицеров сказал, что надо бы стену хотя бы побелить или подкрасить - все-таки устанавливаем портрет главы государства, на что Бунин заревел бешеным ревом, что ничего страшного в этом нет – пусть висит на обшарпанной стене, здесь ему самое место… После В.В. Путина там же висел портрет Д.А. Медведева, и сейчас снова там же висит портрет Путина В.В на этой же неокрашенной стене. Я это рассказываю к тому, что деньги, выделенные на ремонт и реконструкцию здания, были, скорее всего, украдены».
В том, что по прошествии 6 лет стена, на которую тогда был повешен портрет и где он висит сейчас, не претерпела существенных изменений, убедился и наш корреспондент (см. фото). Напомним, часть расположена в самом центре города – в окружении главных его административных зданий, в частности напротив окон «Единой России» (общественной приемной), откуда этот портрет, должен, кажется, хорошо просматриваться.
Похоже, по своим умонастроениям Бунин явно не государственник. По словам Простакишина, особенно скверно относился он к участникам боевых действий в Чечне, в которых и сам участвовал, вопрос только: на чьей стороне? Мы ничего не утверждаем, но, судя по заявлениям прапорщика, этот вопрос требует прояснения. «Когда я написал рапорт с просьбой отправить меня и мою семью в Чечню - в 46 бригаду, Бунин мне заявил, что он позвонит своим знакомым боевикам и те по его просьбе «замочат» меня и мою семью прямо на территории бригады. Потом стал требовать, чтобы я немедленно написал ему рапорт на увольнение».
Информация к следствию Не факт, что все написанное в заявлениях Простакишина и Кобзаря – абсолютная правда, но основания для расследования фактов, изложенных в них, без сомнения, есть. Из-за дефицита места в газете некоторые приходится упоминать в двух словах: практиковалась в части выдача военнослужащим лишь половины от тех зарплат, за которые их заставляли расписываться. Основная функция этой в/ч – патрулирование улиц города с целью пресечения нарушений общественного порядка; у задержанных нарушителей изымались при обыске деньги, сотовые телефоны, которые не возвращались им даже после их обращений в милицию, и прокуратуру. В кабинете Бунина, по свидетельствам очевидцев, образовался чуть ли не склад мобильников: Простакишин пишет, что он их складывал в сейфы, по рассказу Дмитриева, приятель его, оказавшись в том кабинете, удивился, увидев там два набитых ими пакета.
Если следствие возьмется за это дело (а дело, похоже, тут - не одно), то ему следует допросить следующих военнослужащих, служивших в то время вместе с Простакишиным, Кобзарем, которых разыскать нам не удалось: капитан Пономарев, прапорщики Урусов, Ненашев, Дубынин, Вагнер. Особенно много интересного могли бы следователям рассказать «чеченцы» Макенов, Чернов, а также сержант-контрактник Конышев, служивший в Чечне под командованием Бунина.
Прапорщику Простакишину пришлось многое вытерпеть в надежде на получение человеческого жилья. Отступать ему было некуда – за ним была, хоть и небольшая, семья, уволиться - означало лишить ее последнего хлеба. Но рапорт на увольнение он все-таки написал. «Ко мне неоднократно приходили солдаты срочной службы по приказу Бунина - с угрозой убийства меня и моей семьи, если я по – хорошему не напишу рапорт под их диктовку. Солдаты Батищев и Береговский заявляли мне, что они убьют всех, в том числе и тех, кто не дай Бог окажется рядом…
Они сказали: если я не напишу им сейчас, то вечером пребудет группа захвата и «замочат» меня за то, что якобы я украл оружие и боеприпасы, и стал отстреливаться. При захвате они «ненароком» замочат меня и всех остальных, и за это им ничего не будет, а наоборот – приставят к награде за уничтожение опасного преступника.
Поверьте мне, я никогда не был трусом, никогда не прятался за чужие спины, наоборот – в условиях боевых действий оказывал помощь, чем мог, и солдатам и офицерам. Но тут угрожали жизни моей семье, и я написал то, что от меня требовали».
К сведению прокуратуры: соседи Простакишиных – Александр и Елена Кривогины подтвердили «Новой газете», что все было именно так: угрозы солдат звучали вполне серьезно. «Они говорили, что и нас убьют, как свидетелей».
Георгий Бородянский
Источник: http://www.novayagazeta.ru/society/54714.html |
