Омск Политический

Выдержка из расшифровки аудиозаписи судебного заседания по делу "Полежаев против Бухарбаевой" 24 августа 2010 года (линия защиты представителя ответчика по ее устному заявлению Виктора Корба)

1. Первое, то, что уже фиксировал, очень важное, на мой взгляд, юридически значимое основание в этом деле, которое начинается с иска, - это право на свободное выражение мнения. В том числе, Ваша честь, то, что Вы меня спрашивали, я сейчас просто процитирую крайне важную эту формулу, что подразумевается в международном праве под выражением мнения. Это знаменитая статья 10 Конвенции по правам человека, верховенство которой Россия признает. Итак: "Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию - то, о чем я говорил, - и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ". Итак, есть базовое право, которое никем не подвергается сомнению. Есть оговорка существенная о том, что осуществление этих свобод в некоторых случаях, действительно, может ограничиваться. Это, в общем-то, понятно. В каких случаях оно ограничивается? Оно ограничивается, когда законами, нормами конкретного государства предусмотрена необходимость защищать так называемые общие интересы, интересы национальной безопасности, территориальной целостности, общественного порядка и так далее. В том числе правами других лиц. Это правильно, на это напирает истец. Но вообще говоря, это ограничение надо будет доказывать, я вас уверяю, гораздо более серьезно, чем вот эти аргументации насчет сходства или несходства фамилии Полежаев и т.д. Потому что это - сама возможность, о которой я задавал вопрос представителю истца, осознает ли он это - сама возможность ограничивать это право должна доказываться. Я обращаю внимание на то, что ни в исковом заявлении, ни в выступлении, ни в вопросах, ни, в целом, в позиции истца не было даже намека на попытку доказать вот эту возможность ограничить базовое человеческое право на свободное выражение своего мнения.

2. Следующая позиция, очень важная, которую уже здесь фиксировали, и Вы, Ваша честь, обозначали. Все-таки, мнение это или факт, распространение неких сведений. Я предлагаю здесь следующие моменты зафиксировать и оценить их важность. Ключевое здесь, что мне представляется важным отметить. Даже если признать - я не хочу против этого возражать, эту линию я не буду опровергать, о том, что - вот здесь задавали вопрос "а правда ли она сама", "а хотела ли она сделать" и т.д. - даже если человек что-то имел в виду, мы рассматриваем другой момент отношений, мы рассматриваем отношения, как здесь говорили, вышедшие в публичную сферу. К сожалению, представитель истца не обозначил нам этот самый важный момент, а это дало бы возможность, например, понизить этот самый общественный статус. Если бы он, например, объяснил, что лично Леонид Константинович Полежаев как физическое лицо, исключительно в рамках своих каких-то личных претензий к конкретному плакату, - сам проходил мимо и видел, например, обиделся - вот если бы это было этим ограничено, тогда, может быть, мы бы сняли все вопросы общественной значимости, общественного характера распространяемой информации и т.д. Но этого нет! Это не то что не подтверждено - фактически все признают, я немного дальше этого коснусь, что этого нет. Есть абсолютно точный факт, о том, что это публичное мероприятие, о том, что это публичное распространение позиции. О том, что эта позиция, выраженная моим доверителем в виде некоего плаката, полностью укладывается в общую позицию и имеет отношение к истцу исключительно в его общественном статусе.

3. Следующий очень важный момент: при квалификации этого состава… Кстати, обращу внимание: именно это тоже придется доказывать истцам, если вдруг они выиграют и дело пойдет дальше. Я просто обозначаю этот момент, чтобы мы понимали, в какой ситуации мы находимся. Именно это им придется доказывать. Действительно, в российской правоприменительной практике и в законодательстве четко не разграничены сведения - на факты и на мнения, у нас есть общее понятие "сведения". Но в рамках международного права придется это разграничение делать. Я предлагаю сейчас четко это обозначить. Как делается это разграничение? Даже если человек обозначил некий факт, существенным считается то, как его воспринимают другие люди. И в данном случае не только тот человек, который обиделся, - обидеться может кто угодно на кого угодно, - недаром мы здесь рассматриваем публикации в газетах, недаром мы здесь опрашиваем свидетелей многочисленных. Для чего это все? Для того, чтобы выяснить не то, что где-то там имел в виду тот, кто написал на плакате, а то, как это стало реально значимым общественным фактом. Так вот, с моей точки зрения, в ходе рассмотрения этого вопроса в суде и в ходе выступления свидетелей абсолютно точно было обозначено, что это ни в коей мере не сообщение конкретного факта - то, с чего начиналось это дело, обвинение конкретного лица, физическое лицо Леонида Константиновича Полежаева в совершении уголовного преступления, предусмотренного статьей 105-й Уголовного кодекса - ни в коей мере не это! А это сообщение некой информации о причастности Леонида Константиновича Полежаева в статусе должностного лица, в статусе политического и общественного деятеля, причастности к этим событиям, причем в контексте, представляющем ту самую "общественную дискуссию", то есть тему, являющуюся безусловно общественно значимой, причем, имеющей высокую общественную значимость. Эта ситуация, которую я сейчас описал, является - тоже по практике многочисленной в аналогичных ситуациях - является безусловным основанием для отказа в удовлетворении этих самых "обид" личного характера. Понимаете? Если политический деятель является, действительно, политическим деятелем и, если это сообщение сведений затрагивает и даже носит оскорбительный характер, недостоверный и т.д., все равно его право на защиту в этом случае резко и существенно ограничивается! Кстати, не только не только практикой международного суда, но и соответствующими разъяснениями Пленума Верховного Суда России. Это я обозначил общую канву.

4. Да, чтобы здесь была связка, я специально задавал вопросы такого рода всем свидетелям. Фактически все свидетели это подтвердили. О том, что не было намерения у моего доверителя обвинить непосредственно… Иначе бы она написала "Леонид Константинович Полежаев - убийца моего ребенка". Она не это написала! Обратите внимание. Она написала "Путин и Полежаев". Я один раз упомяну эту фамилию, хотя судья говорила, что это выходит за рамки дела. Но обратите внимание, - это зафиксировано в материалах, - почему "Путин и Полежаев"? Что задает "Путин и Полежаев"? "Путин и Полежаев" задает ту самую общественную дискуссию и тот самый публичный характер. "Путин и Полежаев" - это нарицательное, подчеркиваю, обозначение так называемой "вертикали власти". Для этого не нужно никаких экспертиз проводить - это все прекрасно знают. Я думаю, никто этого опровергать не будет. "Путин и Полежаев", именно эта формулировка и дала возможность Леониду Константиновичу Полежаеву, но в качестве губернатора, заметить это, наверняка не лично, наверняка через систему реферирования публикаций и т.д. Именно потому что он представитель этой самой "вертикали власти". Эта формула фиксирует абсолютно косвенный характер, не непосредственное обвинение в уголовном преступлении Леонида Константиновича Полежаева по статье 105-й, а его политическую ответственность за эту ситуацию. Таким образом, попытки оградить его от этой ответственности, на мой взгляд, очевидным образом являются злоупотреблением правом со стороны истцов. Очевидно, что они пытаются оградить должностное лицо от ответственности. Причем, путем и личного неучастия в этой дискуссии, и запрета на свободное выражение мнений другими участниками дискуссии. Причем, очевидно, что это дело, если будет вот таким образом квалифицировано, это будет так называемое знаковое, резонансное дело. Это будет означать, что никто из участников этой самой общественной дискуссии по важнейшему для России вопросу не вправе Леониду Константиновичу Полежаеву высказать свою оценку его действий.

5. Вот здесь еще один момент. Это тоже придется доказывать, если вдруг паче чаянья мы проиграем. Речь идет о выражении отношения - это было зафиксировано и в уведомлении, очень хорошо, что его сегодня несколько раз поднимали, - это право, тоже предусмотренное и Конституцией, и Федеральным законом 54-м. Моя доверительница, очевидным образом не нарушив никаких законов, как мы разобрались, не помешав аналогичному праву других людей, не нарушив безопасность участников и т.д, то есть абсолютно законно приняв участие в этом пикете, таким образом выразила, как и все остальные участники, отношение к деятельности, к поступкам должностного лица - губернатора Омской области. Выразила, действительно, жестко. Это я признаю. Это мы все признаем. На грани. Но это была именно оценка поступков, а ни в коем случае не т.н. "переход на личности", не оскорбление конкретного человека.

6. И последнее. Ваша честь, если у Вас к моменту принятия решения все-таки останутся какие-то сомнения, если сейчас остались эти сомнения, я бы тогда заявил ходатайство, поскольку это очень важный момент, но он так и остался нерассмотренным достаточно и не продискутирован, я бы заявил ходатайство о проведении лингвистической экспертизы этой формулы "Полежаев - убийца наших детей". Потому что я журналист. Я это говорю не случайно, у меня есть большой опыт в такого рода делах. У меня есть хорошие контакты с гильдией судебных экспертов. Я знаю практику. И я бы предостерег от ошибки в этой части. Потому что с возможной ошибочной квалификацией самого этого суждения, а это, действительно, тонкая очень грань, - воспринимать ли его как факт, как сообщение сведений о неком конкретном факте или как оценочное суждение, мнение, на которое имеет право любой человек. Если у Вас, Ваша честь, остаются сомнения в этой части, я бы попросил Вас поддержать мое ходатайство о проведении соответствующей лингвистической экспертизы.

Судья: Я не поддерживаю ничьих ходатайств.

Корб: Я прошу прощения, я не очень точно сформулировал. Я ходатайствую о проведении лингвистической экспертизы. У меня просьба, естественно, попросить ее провести независимый орган - я его назвал, есть известная структура московская, очень авторитетная. Я готов сам понести расходы на это, если нужно.

Судья: Хорошо. Остальные представители что думают?

Кузнецов: Не возражаем.

Махмутов: Мы поддерживаем это ходатайство.

Скрипаль: Не возражаю.

Скутин: Мы возражаем в удовлетворении данного ходатайства, так как мы считаем, что текст данной надписи ясен, понятен и каких-либо особых специальных познаний специалистов и экспертов для толкования и определения смысла данной надписи нет необходимости.

Судья: Суд на месте определил: в удовлетворении ходатайства о назначении лингвистической экспертизы отказать, поскольку для понимания данной фразы не требуется специальных познаний. Данная экспертиза затянет рассмотрение дела по существу. Пожалуйста, еще кто-то хотел добавить что-то?

Корб: Ваша честь, я один момент не договорил, можно?

Судья: Пожалуйста.

Корб: Спасибо. Очень важный момент. Я специально эти вопросы задавал, просто немножко не вспомнил вовремя. Вот еще какой момент. Фактами, вообще говоря, и в нашей, российской правоприменительной практике, даже без этого разделения, о котором говорят европейские судьи… Есть очень простое понятие: фактом считается то, что может быть опровергнуто. Обратите внимание. Помните, моя оговорка и моя ошибка? Уважаемые или не уважаемые истцы - обратите внимание на их позицию и Вы, Ваша честь - они, с одной стороны, настаивают на том, что это факты, а не мнения, оценочные суждения, а с другой стороны, они отказываются, как Вы сами подтвердили, предъявлять требования об их опровержении. Я это интерпретирую единственным образом: отказываются они от этого только потому, что это невозможно! Это абсолютно точное подтверждение того, что это не факты. Потому что опровергнуть это утверждение невозможно. Они как бы заявляют о том, что это некий недостоверный и порочащий факт - "Полежаев - убийца наших детей". Обратите внимание: как его опровергать? "Полежаев - убийца не наших детей"? "Не Полежаев - убийца наших детей"? Заметьте, все линии, которые здесь звучали, они, вообще говоря, из этой проблемы и проистекали. Из того, что здесь нет точного факта. Сравните: "Леонид Константинович Полежаев убил моего сына 15 января 1948 года". Это абсолютно точный факт. Его очень легко можно опровергнуть: "Нет, Леонид Константинович Полежаев не убивал моего сына такого-то числа такого-то года". Все. А в данном случае, как я уже показал, и как продемонстрировал по поведению истцов, это очевидным образом не факт. Это лозунг. Это очевидным образом другой формат, другой жанр, как говорят в сфере общественных отношений и в сфере работы с текстами. Это другой жанр, другой политический жанр. Это не факт - это оценочное суждение в так называемой "митинговой форме". И прекрасно понятно, откуда взялось это оценочное суждение в митинговой форме - об этом здесь тоже говорили, - оно взялось не из намерения лично Леонида Константиновича Полежаева оскорбить, сообщить о нем недостоверные факты. Оно взялось из того высокого накала общественной дискуссии на эту тему и из отсутствия другой стороны, безусловно важной, значимой, ключевой, из-за отсутствия желания, которое вообще-то предусмотрено должностным положением, законами и т.д., из-за отказа этого участника дискуссии в ней участвовать. То есть, фактически этот уровень "обидный", который обидел человека Леонида Полежаева, задан позицией должностного лица Полежаева. Мы это не квалифицируем, никак не обозначаем, это, возможно, будет в дальнейшем разбираться, но я здесь фиксирую только этот момент. Это не сообщение факта, и это подтверждено фактически всеми обстоятельствами дела. Спасибо.